Меню Рубрики

Урну с водой уронив анализ

Этими двумя словами мы по традиции называем те три месяца – с 3 сентября по 30 ноября, – которые провел Пушкин в имении Болдино Нижегородской губернии в 1830 году. Ни один писатель нигде и никогда не совершил то, что сделал Пушкин за эти девяносто осенних дней, в кольце холерных карантинов, на пороге нового и последнего этапа своей жизни.

Здесь же, в Болдине, явно под впечатлением от «Илиады» (эта книга – в переводе Гнедича – только что вышла, и поэт взял ее с собой!) пишет гекзаметром несколько небольших стихотворений.

Видимо, в пушкинском миропонимании начала 30-х годов была внутренняя потребность в гармонии, в душевном равновесии на фоне духовного разлада и ощущения катастрофичности бытия. Как объяснял Достоевский, «потребность красоты развивается наиболее тогда, когда человек в разладе с действительностью, в негармонии. ».

Так или иначе, но Пушкин обратился к стилизации античной поэзии. Стилизация – это намеренное воспроизведение существенных черт какого-либо «не своего», «чужого» стиля литературного направления, эпохи, национальной культуры. В хорошей стилизации на воспроизводимый стиль всегда накладывается собственный.

Пять антологических пьес: «Царскосельская статуя», «Отрок», «Труд», «На перевод Илиады», «Рифма» – воспроизводят черты стиля античной поэзии (стихотворный размер, типичные образы, а главное – взгляд на явления жизни, на мир, свойственный античным поэтам).

Античный (лат. antiguus – древний) – относящийся к истории и культуре древних греков и римлян.

Антологический – написанный в духе древнегреческой лирической поэзии.

По своей лаконичности эти миниатюры порой близки к формам надписи, изречения («Царскосельская статуя» – 4 строки, «Отрок» – 4, «На перевод Илиады» – 2). Белинский писал: «Простота и единство мысли, способной выразиться в небольшом объеме, простодушие и возвышенность в тоне, пластичность и грация формы – вот отличительные признаки антологического стихотворения».

Для уроков словесности и факультативов можно использовать тексты Пушкина из цикла антологических миниатюр.

Антологическое четверостишие Пушкина «Царскосельская статуя» при желании могло бы заменить целый философский трактат о смысле искусства. Это дань Пушкина лицейским впечатлениям, времени, проведенному в Царскосельском парке, прекрасным образам, которые не могли изгладиться в памяти, дань и той земной печали, которая пребывает с человеком вечно:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Праздный – здесь: бесполезный, ничем не занятый.

1. История создания стихотворения.

(Четверостишие написано по воспоминаниям-впечатлениям от знаменитой статуи-фонтана П.П. Соколова «Девушка с кувшином», который сооружен в 1810 г. в Царскосельском парке. Статуя изображает Пьеретту – персонаж из басни Лафонтена «Молочница и кувшин».)

2. Краткая справка о скульптуре.

Возвращаясь из Александровского парка, пойдем в сторону Камероновой галереи (она рядом с Большим прудом) и непременно задержимся у грациозной фигуры бронзовой девушки, сидящей на гранитной глыбе у неиссякаемого источника. Скульптура создана в стиле ампир, для которого характерна бронза. Мы видим плавный силуэт печально склоненной головы. Ощущаем мягкость девического тела, неуловимость струящейся ткани.

В чем созвучность статуи и стихов?

(Стихи эти, классические по форме, созвучны статуе. В четырех пушкинских строчках застыла (как в бронзе скульптуры) печаль. Миг печали, спокойный и умиротворенный в металле, нашел отражение в антологической пьесе Пушкина, в которой выхвачено из потока жизни и остановлено силою искусства не мгновение счастья, упоения полнотой бытия, а мгновение печали.)

Пушкинская «дева» в «Царскосельской статуе» – воплощенное, скульптурно законченное мгновение. Но у этого мгновения есть своя предыстория. Она – в первой строке пушкинской миниатюры: «Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила». Настоящее: «Дева печально сидит, праздный держа черепок».

Проследим по тексту, как Пушкину удалось волшебство скульптора «перевести» на свой, поэтический язык.

Замечено, что Пушкин умел удивительно пластически лепить образы своих героев словом (и глаголом в частности!). Понаблюдаем за глагольными формами, проследим, как в них соединяются конкретность образа и лирическая экспрессия.

В четырех строчках миниатюры – три деепричастных оборота, которые дорисовывают движение:

Дева разбила // уронив // – динамика.
Дева сидит // держа // – статика.
Вода не сякнет // изливаясь // – вечность.

В «Царскосельской статуе» вечное – не только угол зрения на античность, оно входит и в тему этой миниатюры. Обратим внимание на композицию стихотворения. В чем ее своеобразие?

(Четные строки в чем-то повторяют друг друга:

2. Дева печально сидит, праздный держа черепок.

4. Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.)

В чем различие этих строк?

(Внутрь второй фразы чудно вставлено «устройство» из четырех слов («над вечной струей, вечно»), которое вдруг заработало наподобие perpetuum mobile. И вот уже сквозь бытовое и преходящее («праздный держа черепок») проступило вечное. В этой строке (4-й) заключено сжатое изложение всей темы!

Какова смысловая функция повторяющихся слов?

(Мы видим, что смысловые акценты слова, переклички и сближения ведут нас к существу авторской мысли о вечной струе жизни.

Вечная струя жизни – символ, насыщенный античными философскими ассоциациями. Образ потока, реки бытия, знаменующий вечное обновление и одновременно вечное постоянство неиссякающей жизненной стихии, – к нему не однажды прибегали античные философы.)

Какая мысль о жизни и чуде искусства заключена в последней строке, в которой варианты повторяющегося слова: вечный – вечно?

(Совершилось чудо одухотворения. Жизненный миг преобразился, наполнился смыслом и, одухотворенный, перестал быть мгновением, сделался причастным к вечности.)

Разрушая традиционные языковые каноны романтизма, Пушкин резко сокращает количество прилагательных в роли определений, но те, что он употребляет, несут огромную смысловую и экспрессивную нагрузку. Докажите это на примере стихотворения «Царскосельская статуя».

(Прилагательное-определение вечный указывает на такое качество предмета, которое определяет его сущность. Одним метким словом-прилагательным сказано о Вечности.

Вечный – 1. Бесконечный, сохраняющийся на многие века, не перестающий существовать. 2. Бессрочный.

вечно сидит (наречие при глаголе).

В простом как будто описании скульптуры звучит мысль Пушкина о чуде искусства, которое способно частный случай возвести в художественный образ и сохранить его навеки для людей, т.е. перевести в вечность!)

В какой строке заключено это «чудо одухотворения»?

(Сдвиг произошел в третьей строке. Здесь удивительно само удивление: человек знает, что перед ним статуя-фонтан, что все объяснимо, что устройство простейшее, и все же восклицает: «Чудо!». Это-то восклицание и определяет дух всего стихотворения; читая его, мы учимся удивляться. Искусства без удивления не бывает.)

Проследим, как ритм гекзаметра передает гулкие раскаты явления этого чуда.

(УрнУ – Уронив – Утес – ЧУдо у-у-у-у! А вот наконец слово веЧность, – точнее, его звукообраз промелькнул в словах пеЧально, Черепок, а затем, ударившись о Чудо, стал самим собою. Оказывается, Вечность была с нами с самого начала, только мы ее не замечали. И понадобилось чудо искусства, чтобы мы ее заметили.)

Обратим внимание на удивительную звукопись:

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Повторяющиеся у, р, ч (у–7, р –9, ч – 6) создают определенное звуковое впечатление. Вслушиваешься в мерное, спокойное течение этого дактилического размера, и кажется, что в самом деле журчит вода, выливаясь из разбитого кувшина.

Мерный – ритмичный, размеренно-неторопливый. Мерный звук прибоя. Мерная речь. Идти мерным шагом.

Почему повторяются и варьируются некоторые слова и как это помогает отобразить волшебство искусства?

(В последних двух строках повторяются и варьируются дева, урна, вода, печально, сидит, разбитой (разбила). Поэту нужен речевой ряд, чтобы на его фоне крупнее и неожиданнее блеснули новые грани слова и смысла. А кроме того, ему нужно повторение слова, ибо нужна единая мелодическая тональность – эта музыка печали, которой пронизано стихотворение. Наконец, речь идет о «чуде», о волшебстве искусства, а настойчивое повторение слова несет в себе эффект магического.)

источник

Стихотворения не только пишут, ими ещё и рисуют. Кому-то даже посчастливилось (или посчастливится) попасть на соответствующие лекции профессора Радослава, где он расскажет, как из стихотворений делали геометрические фигуры или как рисовали сердца и кресты.
А можно рисовать с помощью отдельных букв или слов — о чём я расскажу ниже.

У Владимира Набокова есть стихотворение, которое называется «Большая медведица». Стихотворение это необычное. В нём есть семь пиррихиев, и пиррихии расположены так же, как и звёзды — в форме ковша.
А что такое пиррихии? В стихотворении, там, где ударение должно стоять, иногда оно не стоит. Ну вот, например, у нас есть ямб и хорей, оба включают два слога. Если эти два слога безударные, то получается пиррихий.
Посмотрим? Для начала я просто напишу стихотворение, чтобы его прочитать можно было.

Большая медведица
Был грозен волн полночный рёв.
Семь девушек на взморье ждали
невозвратившихся челнов
и, руки заломив, рыдали.

Семь звёздочек в суровой мгле
над рыбаками чётко встали
и указали путь к земле.

А теперь давайте обозначим, где слоги ударные, а где пиррихии. Ударные слоги обозначены ещё и для того, чтобы удостовериться, что никакой «лишний» пиррихий не забыт.

Был гр о |зен в о лн| полн о ч|ный р ё в.
Семь д е |вуш е к| на взм о |рье жд а |ли
нев о |зврат и |вшихс я | челн о в
и, р у |ки з а |лом и в,| рыд а |ли.

Семь зв ё |здоч е к| в сур о |вой мгл е
над р ы |бак а |ми ч ё т|ко вст а |ли
и у |каз а |ли п у |ть к зем|л е .

И, наконец, соединим пиррихии так, как соединяют звёзды Большой медведицы на небе.

Конечно, расположению звёзд эти пиррихии соответствуют не точно, но есть семь соединяющихся точек в форме ковша. Вот так выглядит созвездие:

Тем не мене, очень интересно: Набоков не только рассказал, как рыбаки увидели судьбоносное созвездие, указавшее им путь к земле, но и нарисовал его.

Вот одно из примечательных пушкинских стихотворений:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила,
Дева печально сидит, праздный держа черепок,
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева над вечной струёй вечно печальна сидит.

Стихотворение это построено по принципу параллелизма, а в каждом двустишии есть свои антитезы. Здесь есть две зеркально отражённые трапеции. Видно, что в первой и третьей строках в начале и конце (соответственно) написано слово «урна», а во второй и четвёртой — «дева». Во второй и четвёртой, только с других сторон, есть слова «печально(а)», и в конце первой и третьей строк есть слово «разбитый».

Выглядит это следующим образом:

Урну с водой уронив, об утёс ее дева разбила,
Дева печально сидит, праздный держа черепок,
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева над вечной струёй вечно печальна сидит.

Если четырьмя линиями соединить одинаковые слова, то есть УРНУ, РАЗБИЛА и УРНЫ РАЗБИТОЙ, а также ДЕВА ПЕЧАЛЬНО и ДЕВА ПЕЧАЛЬНА, получатся фигуры, друг на друга весьма похожие. Неужели Пушкин это высчитывал? Говорят, что он эту симметрию просто чувствовал.
Что касается антитез в двустишиях, то здесь в первой и третьей строках действия весьма активны: тут и то, что урна упала, и то, что разбилась; и энергичное восклицание «Чудо!», и потоком бегущая вода. Во второй же и четвёртой строках резко наступает покой, словно бы ты останавливаешься мгновенно: дева уже сидит, просто держит черепок, но не двигается, и даже в восьмой строке струя воды вдруг становится вечной и неизменной.

09.09.2014 | Эмберли Блумвуд

И правда, занимательно!) Спасибо, Юль. Теперь имеет смысл посмотреть на стихотворения с новой стороны)

Сказочная статья, Юлия! Я гораздо сильнее почувствовала, сколь магии заключено в стихе!

Рада, что это показалось занимательными, т.е. соответствует рубрике)))

очень интересно, не встречала еще такой информации

Очень интересно и познавательно!) Браво! и спасибо)

источник

Узнаете? Нет?
Ну как же! Это же она, пушкинская дева — ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ (только та сидит — эта стоит)

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печально сидит.

Стихотворение написано на статую работы Соколова, изображающую Перетту из басни Лафонтена
Павел Петрович Соколов (1764 -1835) – известен также как автор чугунных фигур львов на Львином мосту (1825), грифонов на Банковском мосту (1825), сфинксов на Египетском мосту (1829)

Тут же на пушкинские строки откликнулся ядовитый Алексей Константинович Толстой, остроумно возразив поэту:

Чуда не вижу я тут.
Генерал-лейтенант Захаржевский,
В урне той дно просверлив, воду провел чрез неё.

Ну прям ничего святого!
То ли дело Ахматова:

И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит на дороги.
(А.Ахматова «Царскосельская статуя», 1916)

Обо всем этом можно прочитать вот тут: Тайна прекрасной Перетты

На самом деле лафонтеновская Перетта совсем не так романтична, как Царскосельская дева, а просто-таки родная дочь пушкинской старухи из «Сказки о золотой рыьке»:

Молочница и кувшин с молоком

Перетта с кувшином молока на голове
Поверх платка
Спешила в город быстрым шагом.
Она нарочно была налегке —
Простая юбка, низкие башмаки;
А на ходу
Наша молочница прикидывала в мыслях,
Сколько дадут за молоко,
Как на эти деньги купит она сто яиц,
А это — целых три выводка;
«Если постараться,- рассуждала она,-
То будет совсем не так трудно
Развести курочек полон двор;
И даже самый хитрый лис
Тогда не помешает мне купить за них свинью;
А откормить свинью — еще того легче;
Когда свинья разжиреет в самый раз,
Я и ее продам за хорошие деньги;
И разве тогда по нынешним ценам
Я не заведу и коровку и теленка?
То-то он будет скакать в стаде!»
И от радости Перетта подскочила сама,
Кувшин упал —
Прощайте и коровка, и свинка, и курочки!
Хозяйка стольких богатств
Печальным взглядом обводит свою прибыль
И бредет объясняться к мужу,
Опасаясь, что быть ей битой.
Из этого рассказа был сделан фарс:
Он называется «Кувшин молока».
Кто в мечтах не выигрывал битв?
Кто не строил воздушных замков?
Пикрохол, и Пирр, и наша молочница,
И безумцы, и мудрецы —
Все мы грезим наяву в свое удовольствие,
Всех нас обольщает утешный обман:
И целый мир у наших ног,
И все почести, и все красавицы;
Когда я один — никто против меня не устоит,
Я низлагаю падишаха,
Я царь, меня любит народ,
Венец горит на моем челе;
Но чуть что-то стряслось, и я пришел в себя — ,
И я все тот же Жан-бедняга.

Лафонтен — Молочница, или кувшин с молоком — басня

Удобно и легко одета,
Кувшин на голову поставив с молоком,
В короткой юбке, чуть не босиком,
Спешила в город на базар Перетта.
Себя мечтой веселой окрыляя,
Молочница решила молодая,
Что будет поставщик на деньги тароват:
«Куплю тогда яиц и выведу цыплят,
У дома, во дворе, их выкормлю прекрасно,
Лисица к ним залезть попробует напрасно;
Я все обдумала хитро, умно и тонко;
Продав цыплят, куплю, конечно, поросенка,
Чтоб вырастить свинью, расходов будет грош,
Ведь поросенок мой и крупен, и хорош,
А денег за него я получу не мало.
Хотела бы я знать, что мне бы помешало
Не нагружать себе напрасно кошелька,
А выбрать в городе корову и бычка,
Мне будет за труды достойная награда
Смотреть, как прыгают они средь стада».
Тут прыгнула она сама так высоко,
Что, уронив кувшин, разлила молоко.
К нему прибавились и новые утраты:
Погиб бычок, свинья, корова и цыплята.
С отчаяньем, полна тоски,
Она глядит на черепки,
На молока погубленного лужу,
Боясь предстать разгневанному мужу.
Все это в басню вылилось потом
Под именем «Кувшина с молоком».

Кто думал только о делах насущных,
Не строя замков на земле воздушных?
Мечтателей везде и всюду тьма,
Одни по глупости, другие от ума.
Все грезят наяву; мечтать отрадно нам:
Нас сладостный обман возносит к небесам.
Мечтаньям нашим нет предела и конца:
Для нас все почести, все женские сердца!
Я в одиночестве, как все, мечтаю,
Храбрейшему я вызов посылаю,
В мечтах я уж король, народами любимый,
Все новые венцы беру, непобедимый, —
Доколе жизнь безжалостной рукой
Меня не пробудит, вернувши облик мой.

The Broken Pitcher 1771 Oil on canvas, 109 x 87 cm Musée du Louvre , Paris.

Гойя, Франсиско — Разбитый кувшин. Картины из Эрмитажа.

Девушка с разбитым кувшином

И, по ассоциации — стихотворение Валентина Берестова:

Нет ничего прочней,
Чем битая посуда.
Что происходит с ней?
С ней происходит чудо.
Хрупка и коротка,
И стоит слишком мало
Жизнь чашки, и горшка,
И звонкого бокала.
Зато у черепков,
Осколков и обломков
В запасе даль веков,
Признание потомков.

Дмитрий Михайлович Краснопевцев. Пять разбитых кувшинов. 1972

источник

В 1816 году в Царском селе близ Большого пруда Екатерининского парка был открыт фонтан «Девушка с кувшином». Прекрасная статуя, созданная скульптором П. Соколовым, внесла особое очарование в этот уютный уголок парка, привлекла внимание художников и литераторов. Грациозная фигурка девушки склонилась в светлой печали над разбитым кувшином, из которого истекает звенящая струя воды.

Скульптура создана по мотивам басни Жана де Лафонтена «Молочница и кувшин с молоком», но наполнена более глубоким содержанием. В басне молочница Перетта несёт в город на продажу кувшин с молоком и, мечтая о доходах и приобретённых на них благах, подскакивает от восторга, отчего

Молоко падает; прощайте телёнок, корова, свинья и цыплята,

Хозяйка этих благ, провожая грустным взором своё богатство,

Так неосторожно разлитое, идёт извиняться к супругу,

Сильно рискуя быть им побитой.

Соколов углубил содержание басни в своей скульптуре, которая, по словам В.А. Грехнева, «уже сама по себе принадлежит к такому уровню совершенства, с которым трудно соперничать». Вместо простой французской крестьянки перед нами совершенная античная девушка в изящной позе, чей печально – задумчивый взор обращён на разбитый черепок.

1 октября 1830 года, в пору Болдинской осени, знаменитый фонтан воспел А.С. Пушкин в стихотворении «Царскосельская статуя»:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева над вечной струёй вечно печальна сидит.

Пушкин отошёл от басни Лафонтена гораздо дальше, чем Соколов, в сторону обобщения и углубления философского содержания. Как отмечал Р.О. Якобсон, трудно опознать Перетту в вечно печальной деве пушкинских строк: «Утёс, печально сидящая дева, черепок, неиссякаемая струя воды из разбитого сосуда переняты у скульптора пушкинскими стихами, но все эти аксессуары испытали при пересадке глубокую метаморфозу в своей мотивировке и особенно в сюжетном осмыслении самих основ ваяния и парковой скульптуры». С такой оценкой согласен известный пушкиновед В.А. Грехнев, который пишет: «Свершилось чудо стихотворения. Жизненный миг преобразился, наполнился смыслом и, одухотворённый, перестал быть мгновением, сделался причастным вечности. Огромной мыслью о жизни и чуде искусства веет от последних пушкинских строк».

Творчество Лафонтена оказало колоссальное влияние на мировую литературу и искусство. Испытал это влияние и Пушкин. По свидетельству сестры поэта О.С. Павлищевой, он познакомился с баснями Лафонтена ещё до Лицея и подражал им в своих первых стихотворениях, написанных по – французски. Переработанные сюжетные заимствования из Лафонтена есть и в некоторых зрелых произведениях поэта. Например, Г.Н. Ермоленко указывает на сходство сценки переодевания мужчины в служанку в сказке Лафонтена «Спор трёх кумушек» с переодеванием парня в горничную Маврушу в поэме Пушкина «Домик в Коломне». Начало поэмы «Граф Нулин» похоже на завязку лафонтеновской «Молитвы св. Юлиана». Басни Лафонтена, по мнению многих исследователей, из всех произведений этого автора менее всего нравились Пушкину. В зрелости поэт относился к ним прохладно. В шести его более ранних стихотворениях (1815–1827 гг.), как установил Б.В. Томашевский, присутствуют реминисценции (то есть заимствования) из этих басен.

Царское Село. Фонтан «Девушка с кувшином»

В «Царскосельской статуе» есть лишь весьма неполное сюжетное сходство с басней «Молочница и кувшин с молоком», а реминисценции практически вообще отсутствуют. Пушкин не случайно включил это стихотворение в цикл «Анфологических эпиграмм», жанр которых передаёт колорит античного мироощущения. Пушкин превращает кувшин – в урну, камень – в утёс, воду фонтана – в вечную струю. Лаконичное стихотворение написано популярным в античности элегическим дистихом (гекзаметр + пентаметр) и относится к античному жанру экфрасиса – детализированного описания, как правило, скульптурной группы. По мнению С.А. Кибальника, «Царскосельская статуя» написана с ориентацией на экфрастические эпиграммы Дельвига «Надпись на статую флорентийского Меркурия» и «Купидону» (1820). Однако по сравнению с произведениями Дельвига стихотворение Пушкина обладает несравненно более сильным воздействием на читателя. Многие исследователи согласны с точкой зрения В.А. Грехнева, писавшего: «Царскосельская статуя» – произведение редкого художественного совершенства об античности и о «вечной струе» бытия, о мудрой печали человеческой, склонившейся над потоком жизни, и о могучей силе искусства, способной удерживать и заковывать в вечно живые формы творчества быстротечный миг. И вся эта бездна пространства сосредоточена в четырёх строках пушкинского текста…»

Неповторимое очарование пушкинского стихотворения породило целый цикл стихотворений русских поэтов, посвящённых прекрасному романтическому фонтану Екатерининского парка. Первым в своеобразное творческое состязание с Пушкиным вступил молодой поэт Михаил Деларю, выпускник V курса Лицея. Свои стихи «Статуя Перетты в Царскосельском саду» с пометой «с немецкого» он опубликовал почти одновременно с «Царскосельской статуей», но наверняка был знаком с пушкинским стихотворением раньше. Известно, что М.Д. Деларю общался с Пушкиным в кружке у Дельвига, активно сотрудничал в «Литературной газете» и «Северных цветах», где в 1832 году было опубликовано стихотворение «Царскосельская статуя». Помета «с немецкого» была устранена в более позднем издании стихов Деларю, на основании чего С.А. Кибальник предположил, что она была мистификацией. Деларю в гораздо большей мере, чем Пушкин, отразил в своих стихах сюжет басни Лафонтена:

Что там вдали, меж кустов, над гранитным утёсом мелькает,

Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?

Нимфа ль долины в прохладе теней позабылась дремотой?

Ветви, раскройте секрет: дайте взглянуть на неё!

Ты ль предо мною, Перетта? – Тебе изменила надежда,

И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд.

Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник:

С ропотом льётся за край, струйки в долину несёт.

Снова здесь вижу тебя, животворный мой гений, надежда!

Так из развалины благ бьёт возрожденный твой ток.

В превращении разлитого молока в «журчащий источник» Деларю увидел аллегорию потерянной и вновь возрождённой надежды. Стихотворение Деларю несравненно слабее по глубине содержания, поэтической красоте и силе воздействия, чем пушкинская «Царскосельская статуя». Содержательное сходство между двумя стихотворениями, написанными одним и тем же размером, совсем небольшое. «Нимфа долины» Перетта, «пробитый сосуд» и «журчащий источник» в стихах Деларю гораздо бледнее пушкинской печальной «девы», «урны» и «вечной струи».

В 1889 году к пушкинскому образу обратился поэт Константин Фофанов, воспевший в поэме «Дума о Царском Селе»

…в сумраке задумчивых кустов

Печальный лик склонившейся красотки.

Она грустит над звонкою струёй,

Разбив кувшин, кувшин заветный свой.

Она грустит безмолвно много лет,

Из черепка звенит родник смиренный,

И скорбь её воспел давно поэт,

И скрылся он, наш гений вдохновенный,

Другим певцам оставив белый свет.

А из кувшина струйка влаги пенной

По – прежнему бежит не торопясь,

Храня с былым таинственную связь.

В воображении Фофанова «Девушка с кувшином» неотделима от пушкинских строк и от образа самого великого поэта, а неторопливая «струйка влаги пенной» отображает связь современности и пушкинской эпохи.

В стихах, обращённых к Л.И. Микулич, Иннокентий Анненский рисует прекрасный и таинственный образ Царскосельского парка и представляет, что близ Большого пруда, где «нежно веет резедой», сквозь «туман седой» виднеется не «Девушка с кувшином», а

Водой, которой не разлиться.

Не случайно образ памятника Пушкину соседствует у Анненского с образом «нимфы с таицкой водой»: таинственная неиссякаемая струя воды в этом контексте ассоциируется со вторым стихом пушкинской «Царскосельской статуи».

Особенно часто обращаются к пленительной скульптуре Соколова поэты серебряного века. В 1916 году о ней писали Анна Ахматова и Василий Комаровский. Поэт и искусствовед Эрих Голлербах так отзывался о творчестве последнего: «Странный, утончённый стиль стихов Комаровского придаёт им очарование осенних цветов, осеннего увядания, шелестов, шорохов, веющих в глухих аллеях умирающего парка. Читая стихи Комаровского о Царском Селе, в равной мере ощущаешь прелесть воспетого им города и неподдельное своеобразие его собственной души». Действительно стихи В.А. Комаровского «Не этот павильон хандры порфироносной», где упомянута «Девушка с кувшином», весьма своеобразны. Поэт пишет о том, что ни Триумфальная арка, ни запруды, ни Раса – статуя Мира, воспетая Анненским, его «не влекут назад необоримо»:

Я буду вспоминать, по – новому скупой,

Тебя, избитую обыденной тропой,

Сочувствием вдовы, насмешкой балагура…

С рукой подпёртою сидящую понуро.

Я вечер воскрешу, и поглотят меня

Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,

Пускай смешается с листвою многошумной

Гремучая струя и отдых мой бездумный.

Стихи Комаровского отличаются глубоко личным восприятием скульптуры и далеки от обращённого в вечность пушкинского стихотворения. Может быть, поэтому их критиковал поэт Н.В. Недоброво. Э.Ф. Голлербах в книге «Город муз» воображает прогулку по осеннему парку в вечернем полумраке таинственной пары: Анны Ахматовой и Николая Недоброво: «Перед «Девушкой с разбитым кувшином» поэт вспоминает строки Пушкина и Деларю, бранит стихотворение Комаровского. Женщина в чёрном испытывает что – то похожее на ревность, какой – то «смутный страх пред этой девушкой воспетой»…» Здесь имеется в виду известное стихотворение Анны Ахматовой «Царскосельская статуя»:

На пруд слетают лебединый,

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюблённой…

Смотри, ей весело грустить,

В 1920 году Всеволод Рождественский упоминает «Девушку с кувшином» в сонете «Тяжёлым куполом покрыт наш душный храм». С нею сравнивается женщина, плывущая на барке по Неве и грустно смотрящая на воду,

…качая взор по ситцу влаги яркой,

Совсем как девушка, что в Царскосельском парке

Поникла на скале с отбитым черепком.

Современные поэты в своём творчестве продолжают обращаться к образу «Царскосельской статуи». В 1958 году Татьяна Гнедич сочинила красивое стихотворение:

Зелёный парк шумит, не увядая,

Минувшее не дальше, чем вчера…

Игру теней в раздумье наблюдая,

Сидит на камне вечно молодая

Лицейских муз бессмертная сестра.

Она молчит всё так же в грусти праздной,

Восторженно воспетой искони,

И вечных струй напев однообразный

Звенит, как в незапамятные дни.

И мнится мне – пред ней, пред этой тенью,

Внимая бормотанью ручейка,

Стоит Он сам в раздумье вдохновенья,

И держит боливар времён «Евгенья»

Украшенная перстнями рука.

По своему размеру (пятистопному ямбу) и содержанию эти стихи близко перекликаются с отрывком из «Думы о Царском Селе» Константина Фофанова.

Современная поэтесса Анна Шидловская назвала своё стихотворение так же, как и Пушкин, – «Царскосельская статуя»:

Осенний день. Источник. Клёны. Камень,

Усыпанный листвою алой густо,

Не тронутый суровыми веками.

Гляжу – и на душе светло и грустно.

Меня волнует строгое единство

Фантазии творца и грубой бронзы —

С кувшином девушка, скорбящая так дивно,

Чей стройный стан, как стебель свежей розы.

У ног листок пожухлый – призрак лета.

Склонилась, словно под тяжёлой ношей.

А слово Пушкина – источник света —

Не меркнет, красоту её умножив.

Две последние строки этого стихотворения довольно точно выражают чувства не только автора, но и многих поэтов конца XIX – начала XX века, обращавшихся в своих стихах к фонтану «Девушка с кувшином», на котором словно незримо начертано замечательное стихотворение Пушкина «Царскосельская статуя».

Приютино. Молочный павильон

КОННАЯ СТАТУЯ Беспокойные времена, наступившие во Флоренции по вине злополучного Пьетро Медичи, заставили Леонардо переехать в Ломбардию, где после смерти герцога Франческо Сфорца его наследник Лодовико, по прозвищу «Il Moro»[1], вознамерился возвеличить своего

КОННАЯ СТАТУЯ Беспокойные времена, наступившие во Флоренции по вине злополучного Пьетро Медичи, заставили Леонардо переехать в Ломбардию, где после смерти герцога Франческо Сфорца его наследник Лодовико, по прозвищу «Il Moro»[15], вознамерился возвеличить своего

Ветер и статуя Ветер, ветер свободный, Поговори со мной, Каменною, холодной Статуей неживой. Иве завидую гибкой, Плавному бегу струи… Вечною полуулыбкой Скованы губы мои. Вянут у ног моих розы, Дети приходят играть. Тягости каменной позы Смертному не понять. Ветер, ты

Тень и статуя О Сологубе и Анненском хотелось бы говорить особо… Осип Мандельштам. Буря и натиск В литературе высказывалось мнение об «известной созвучности» Сологуба и Анненского (Федоров, 1979, с. 566). Насколько оно верно, может показать только серия конкретных

источник

В 1816 году в Царском селе близ Большого пруда Екатерининского парка был открыт фонтан «Девушка с кувшином». Прекрасная статуя, созданная скульптором П. Соколовым, внесла особое очарование в этот уютный уголок парка, привлекла внимание художников и литераторов. Грациозная фигурка девушки склонилась в светлой печали над разбитым кувшином, из которого истекает звенящая струя воды.

Скульптура создана по мотивам басни Жана де Лафонтена «Молочница и кувшин с молоком», но наполнена более глубоким содержанием. В басне молочница Перетта несёт в город на продажу кувшин с молоком и, мечтая о доходах и приобретённых на них благах, подскакивает от восторга, отчего

Молоко падает; прощайте телёнок, корова, свинья и цыплята,

Хозяйка этих благ, провожая грустным взором своё богатство,

Так неосторожно разлитое, идёт извиняться к супругу,

Сильно рискуя быть им побитой.

Соколов углубил содержание басни в своей скульптуре, которая, по словам В.А. Грехнева, «уже сама по себе принадлежит к такому уровню совершенства, с которым трудно соперничать». Вместо простой французской крестьянки перед нами совершенная античная девушка в изящной позе, чей печально – задумчивый взор обращён на разбитый черепок.

1 октября 1830 года, в пору Болдинской осени, знаменитый фонтан воспел А.С. Пушкин в стихотворении «Царскосельская статуя»:

Урну с водой уронив, об утёс её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева над вечной струёй вечно печальна сидит.

Пушкин отошёл от басни Лафонтена гораздо дальше, чем Соколов, в сторону обобщения и углубления философского содержания. Как отмечал Р.О. Якобсон, трудно опознать Перетту в вечно печальной деве пушкинских строк: «Утёс, печально сидящая дева, черепок, неиссякаемая струя воды из разбитого сосуда переняты у скульптора пушкинскими стихами, но все эти аксессуары испытали при пересадке глубокую метаморфозу в своей мотивировке и особенно в сюжетном осмыслении самих основ ваяния и парковой скульптуры». С такой оценкой согласен известный пушкиновед В.А. Грехнев, который пишет: «Свершилось чудо стихотворения. Жизненный миг преобразился, наполнился смыслом и, одухотворённый, перестал быть мгновением, сделался причастным вечности. Огромной мыслью о жизни и чуде искусства веет от последних пушкинских строк».

Творчество Лафонтена оказало колоссальное влияние на мировую литературу и искусство. Испытал это влияние и Пушкин. По свидетельству сестры поэта О.С. Павлищевой, он познакомился с баснями Лафонтена ещё до Лицея и подражал им в своих первых стихотворениях, написанных по – французски. Переработанные сюжетные заимствования из Лафонтена есть и в некоторых зрелых произведениях поэта. Например, Г.Н. Ермоленко указывает на сходство сценки переодевания мужчины в служанку в сказке Лафонтена «Спор трёх кумушек» с переодеванием парня в горничную Маврушу в поэме Пушкина «Домик в Коломне». Начало поэмы «Граф Нулин» похоже на завязку лафонтеновской «Молитвы св. Юлиана». Басни Лафонтена, по мнению многих исследователей, из всех произведений этого автора менее всего нравились Пушкину. В зрелости поэт относился к ним прохладно. В шести его более ранних стихотворениях (1815–1827 гг.), как установил Б.В. Томашевский, присутствуют реминисценции (то есть заимствования) из этих басен.

Царское Село. Фонтан «Девушка с кувшином»

В «Царскосельской статуе» есть лишь весьма неполное сюжетное сходство с басней «Молочница и кувшин с молоком», а реминисценции практически вообще отсутствуют. Пушкин не случайно включил это стихотворение в цикл «Анфологических эпиграмм», жанр которых передаёт колорит античного мироощущения. Пушкин превращает кувшин – в урну, камень – в утёс, воду фонтана – в вечную струю. Лаконичное стихотворение написано популярным в античности элегическим дистихом (гекзаметр + пентаметр) и относится к античному жанру экфрасиса – детализированного описания, как правило, скульптурной группы. По мнению С.А. Кибальника, «Царскосельская статуя» написана с ориентацией на экфрастические эпиграммы Дельвига «Надпись на статую флорентийского Меркурия» и «Купидону» (1820). Однако по сравнению с произведениями Дельвига стихотворение Пушкина обладает несравненно более сильным воздействием на читателя. Многие исследователи согласны с точкой зрения В.А. Грехнева, писавшего: «Царскосельская статуя» – произведение редкого художественного совершенства об античности и о «вечной струе» бытия, о мудрой печали человеческой, склонившейся над потоком жизни, и о могучей силе искусства, способной удерживать и заковывать в вечно живые формы творчества быстротечный миг. И вся эта бездна пространства сосредоточена в четырёх строках пушкинского текста…»

Неповторимое очарование пушкинского стихотворения породило целый цикл стихотворений русских поэтов, посвящённых прекрасному романтическому фонтану Екатерининского парка. Первым в своеобразное творческое состязание с Пушкиным вступил молодой поэт Михаил Деларю, выпускник V курса Лицея. Свои стихи «Статуя Перетты в Царскосельском саду» с пометой «с немецкого» он опубликовал почти одновременно с «Царскосельской статуей», но наверняка был знаком с пушкинским стихотворением раньше. Известно, что М.Д. Деларю общался с Пушкиным в кружке у Дельвига, активно сотрудничал в «Литературной газете» и «Северных цветах», где в 1832 году было опубликовано стихотворение «Царскосельская статуя». Помета «с немецкого» была устранена в более позднем издании стихов Деларю, на основании чего С.А. Кибальник предположил, что она была мистификацией. Деларю в гораздо большей мере, чем Пушкин, отразил в своих стихах сюжет басни Лафонтена:

Что там вдали, меж кустов, над гранитным утёсом мелькает,

Там, где серебряный ключ с тихим журчаньем бежит?

Нимфа ль долины в прохладе теней позабылась дремотой?

Ветви, раскройте секрет: дайте взглянуть на неё!

Ты ль предо мною, Перетта? – Тебе изменила надежда,

И пред тобою лежит камнем пробитый сосуд.

Но молоко, пролиясь, превратилось в журчащий источник:

С ропотом льётся за край, струйки в долину несёт.

Снова здесь вижу тебя, животворный мой гений, надежда!

Так из развалины благ бьёт возрожденный твой ток.

В превращении разлитого молока в «журчащий источник» Деларю увидел аллегорию потерянной и вновь возрождённой надежды. Стихотворение Деларю несравненно слабее по глубине содержания, поэтической красоте и силе воздействия, чем пушкинская «Царскосельская статуя». Содержательное сходство между двумя стихотворениями, написанными одним и тем же размером, совсем небольшое. «Нимфа долины» Перетта, «пробитый сосуд» и «журчащий источник» в стихах Деларю гораздо бледнее пушкинской печальной «девы», «урны» и «вечной струи».

В 1889 году к пушкинскому образу обратился поэт Константин Фофанов, воспевший в поэме «Дума о Царском Селе»

…в сумраке задумчивых кустов

Печальный лик склонившейся красотки.

Она грустит над звонкою струёй,

Разбив кувшин, кувшин заветный свой.

Она грустит безмолвно много лет,

Из черепка звенит родник смиренный,

И скорбь её воспел давно поэт,

И скрылся он, наш гений вдохновенный,

Другим певцам оставив белый свет.

А из кувшина струйка влаги пенной

По – прежнему бежит не торопясь,

Храня с былым таинственную связь.

В воображении Фофанова «Девушка с кувшином» неотделима от пушкинских строк и от образа самого великого поэта, а неторопливая «струйка влаги пенной» отображает связь современности и пушкинской эпохи.

В стихах, обращённых к Л.И. Микулич, Иннокентий Анненский рисует прекрасный и таинственный образ Царскосельского парка и представляет, что близ Большого пруда, где «нежно веет резедой», сквозь «туман седой» виднеется не «Девушка с кувшином», а

Водой, которой не разлиться.

Не случайно образ памятника Пушкину соседствует у Анненского с образом «нимфы с таицкой водой»: таинственная неиссякаемая струя воды в этом контексте ассоциируется со вторым стихом пушкинской «Царскосельской статуи».

Особенно часто обращаются к пленительной скульптуре Соколова поэты серебряного века. В 1916 году о ней писали Анна Ахматова и Василий Комаровский. Поэт и искусствовед Эрих Голлербах так отзывался о творчестве последнего: «Странный, утончённый стиль стихов Комаровского придаёт им очарование осенних цветов, осеннего увядания, шелестов, шорохов, веющих в глухих аллеях умирающего парка. Читая стихи Комаровского о Царском Селе, в равной мере ощущаешь прелесть воспетого им города и неподдельное своеобразие его собственной души». Действительно стихи В.А. Комаровского «Не этот павильон хандры порфироносной», где упомянута «Девушка с кувшином», весьма своеобразны. Поэт пишет о том, что ни Триумфальная арка, ни запруды, ни Раса – статуя Мира, воспетая Анненским, его «не влекут назад необоримо»:

Я буду вспоминать, по – новому скупой,

Тебя, избитую обыденной тропой,

Сочувствием вдовы, насмешкой балагура…

С рукой подпёртою сидящую понуро.

Я вечер воскрешу, и поглотят меня

Деревьев сумерки. Безумолчно звеня,

Пускай смешается с листвою многошумной

Гремучая струя и отдых мой бездумный.

Стихи Комаровского отличаются глубоко личным восприятием скульптуры и далеки от обращённого в вечность пушкинского стихотворения. Может быть, поэтому их критиковал поэт Н.В. Недоброво. Э.Ф. Голлербах в книге «Город муз» воображает прогулку по осеннему парку в вечернем полумраке таинственной пары: Анны Ахматовой и Николая Недоброво: «Перед «Девушкой с разбитым кувшином» поэт вспоминает строки Пушкина и Деларю, бранит стихотворение Комаровского. Женщина в чёрном испытывает что – то похожее на ревность, какой – то «смутный страх пред этой девушкой воспетой»…» Здесь имеется в виду известное стихотворение Анны Ахматовой «Царскосельская статуя»:

На пруд слетают лебединый,

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюблённой…

Смотри, ей весело грустить,

В 1920 году Всеволод Рождественский упоминает «Девушку с кувшином» в сонете «Тяжёлым куполом покрыт наш душный храм». С нею сравнивается женщина, плывущая на барке по Неве и грустно смотрящая на воду,

…качая взор по ситцу влаги яркой,

Совсем как девушка, что в Царскосельском парке

Поникла на скале с отбитым черепком.

Современные поэты в своём творчестве продолжают обращаться к образу «Царскосельской статуи». В 1958 году Татьяна Гнедич сочинила красивое стихотворение:

Зелёный парк шумит, не увядая,

Минувшее не дальше, чем вчера…

Игру теней в раздумье наблюдая,

Сидит на камне вечно молодая

Лицейских муз бессмертная сестра.

Она молчит всё так же в грусти праздной,

Восторженно воспетой искони,

И вечных струй напев однообразный

Звенит, как в незапамятные дни.

И мнится мне – пред ней, пред этой тенью,

Внимая бормотанью ручейка,

Стоит Он сам в раздумье вдохновенья,

И держит боливар времён «Евгенья»

Украшенная перстнями рука.

По своему размеру (пятистопному ямбу) и содержанию эти стихи близко перекликаются с отрывком из «Думы о Царском Селе» Константина Фофанова.

Современная поэтесса Анна Шидловская назвала своё стихотворение так же, как и Пушкин, – «Царскосельская статуя»:

Осенний день. Источник. Клёны. Камень,

Усыпанный листвою алой густо,

Не тронутый суровыми веками.

Гляжу – и на душе светло и грустно.

Меня волнует строгое единство

Фантазии творца и грубой бронзы —

С кувшином девушка, скорбящая так дивно,

Чей стройный стан, как стебель свежей розы.

У ног листок пожухлый – призрак лета.

Склонилась, словно под тяжёлой ношей.

А слово Пушкина – источник света —

Не меркнет, красоту её умножив.

Две последние строки этого стихотворения довольно точно выражают чувства не только автора, но и многих поэтов конца XIX – начала XX века, обращавшихся в своих стихах к фонтану «Девушка с кувшином», на котором словно незримо начертано замечательное стихотворение Пушкина «Царскосельская статуя».

Приютино. Молочный павильон

КОННАЯ СТАТУЯ Беспокойные времена, наступившие во Флоренции по вине злополучного Пьетро Медичи, заставили Леонардо переехать в Ломбардию, где после смерти герцога Франческо Сфорца его наследник Лодовико, по прозвищу «Il Moro»[1], вознамерился возвеличить своего

КОННАЯ СТАТУЯ Беспокойные времена, наступившие во Флоренции по вине злополучного Пьетро Медичи, заставили Леонардо переехать в Ломбардию, где после смерти герцога Франческо Сфорца его наследник Лодовико, по прозвищу «Il Moro»[15], вознамерился возвеличить своего

Ветер и статуя Ветер, ветер свободный, Поговори со мной, Каменною, холодной Статуей неживой. Иве завидую гибкой, Плавному бегу струи… Вечною полуулыбкой Скованы губы мои. Вянут у ног моих розы, Дети приходят играть. Тягости каменной позы Смертному не понять. Ветер, ты

Тень и статуя О Сологубе и Анненском хотелось бы говорить особо… Осип Мандельштам. Буря и натиск В литературе высказывалось мнение об «известной созвучности» Сологуба и Анненского (Федоров, 1979, с. 566). Насколько оно верно, может показать только серия конкретных

источник

Схематически размеры можно выразить следующим образом:
ДВУХСЛОЖНЫЕ:
Хорей:
/ —
Ямб:
— /
ТРЕХСЛОЖНЫЕ:
Дактиль:
/ — —
Анапест:
— — /
Амфибрахий:
— / —

Музыка их различна.
Музыка ЯМБА бодрая и очень гибкая. Его очень любили Пушкин и Лермонтов.

я ЖДАЛ. и ВОТ в те-НИ ноч-НОЙ
вра-ГА по-ЧУ-ял ОН, и ВОЙ
про-ТЯЖ-ный ЖА-лоб-НЫЙ, как СТОН,
раз-ДАЛ-ся ВДРУГ… и НА-чал ОН
сер-ДИ-то ЛА-пой РЫТЬ пе-СОК,
встал НА ды-БЫ, по-ТОМ при-ЛЕГ,
и ПЕР-вый БЕ-ше-НЫЙ ска-ЧОК
мне СТРАШ-ной СМЕР-ти-Ю гро-ЗИЛ…
но Я е-ГО пре-ДУП-ре-ДИЛ.
(М.Лермонтов, «Мцыри»)

ХОРЕЙ – падающий размер, но минор в нем, в отличие от дактиля, менее заметен, т.к. он имеет всего два слога. Музыка хорея поэтому иногда грустная, иногда веселая.
ДАКТИЛЬ – очень минорный метр, как и хорей относится к ПАДАЮЩИМ размерам. Сила голоса, сосредоточенная на первом слоге, к концу ослабевает.

ТУЧ-ки не-БЕС-ны-е, ВЕЧ-ны-е СТРАН-ни-ки!

АНАПЕСТ – размер подымающийся. В нем первые два слога – безударные, а последний – ударный.
АМФИБРАХИЙ – трехсложный размер с ударением на средний слог (до-РО-га, са-ПОЖ-ник). Его музыка отличается плавностью, либо легким качанием.

По-СИ-ним вол-НАМ о-ке-А-на,
Лишь ЗВЕЗ-ды блес-НУТ в не бе-САХ,
Ко-РАБЛЬ о-ди-НО-кий не-СЕТ-ся,
Не-СЕТ-ся на-ВСЕХ па-ру-САХ.
(М.Лермонтов «Воздушный корабль»)

Попробуем на практике определить метр отрывка из седьмой главы «Евгения Онегина» А.Пушкина.

Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потоплённые луга.

Явно не прослеживается однообразия.
Попробуем применить к стихотворению хореический ритм.

Явно метрические ударения не совпадают с логическими.
Попробуем анапест:

Явное несоответствие, также как и дактилю.

Только ямб – двухсложный размер с ударением на втором слоге позволяет прочитать стихотворение не нарушая его смысла.

го-НИ-мы ВЕШ-ни-МИ лу-ЧА-ми,
с ок-РЕСТ-ных ГОР у-ЖЕ сне-ГА
сбе-ЖА-ли МУТ-ны-МИ ручь-Я-ми
на-ПО-топ-ЛЕН-ны-Е лу-ГА

Нарушение ритма, если оно имеется, сразу же можно определить на слух. Например, немного изменим вторую строчку:

с ок-РЕСТ-ных ГОР-ок у-ЖЕ сне-ГА

Сбивку ритма можно также легко определить проговорив стихотворение вслух или разложив на метры.

Кратко пройдемся по пеонам.
Это четырехсложные метры. В зависимости от места расположения ударения они делятся на:
ПЕРВЫЙ ПЕОН
/ — — — (маленькая, славненький)
ВТОРОЙ ПЕОН
— / — — (фонарики)
ТРЕТИЙ ПЕОН
— — / — (Лизавета не отпета)
ЧЕТВЕРТЫЙ ПЕОН
— — — / (переверни)

Пеоны возникли из-за многосложных слов (многоэтажный, разбойники и т.п.), на которые падает несколько ударений, т.е. одно слово содержит несколько ямбических или хореических стоп. При чтении второе ударение проглатывается и получается новый четырехсложный размер.

кто при звез-ДАХ и при лу-НЕ
так позд-но Е-дет на ко-НЕ?
чей э-то КОНЬ не-у-то-МИ-мый
бе-жит в сте-ПИ не-о-боз-РИ-мой?
ка-зак на СЕ-вер дер-жит ПУТЬ,
ка-зак не ХО-чет от-дох-НУТЬ
ни в чис-том ПОЛЕ, ни в дуб-РА-ве,
ни при о-ПАС-ной пе-ре-ПРА-ве.

Хотя некоторые строчки поэмы А.Пушкина «Полтава» можно прочитать и в ямбическом ритме, но большинство строк будет читаться более естественно при ударении через три слога на четвертый.
Расширение ямба до пеона делает музыку стихотворения более плавной.
Выдержать пеонами все стихотворение достаточно трудно. В качестве примера можно привести стихотворение Игоря Северянина «В парке плакала девочка», написанное сочетанием третьего и второго пеонов.

В парке ПЛАкала Девочка: «ПосмотРИ-ка ты ПАпочка,
У хоРОшенькой ЛАсточки переЛОМлена ЛАпочка, —
Я возьму птичку бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы и шалости
Милой маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.

Справедливости ради надо сказать, что существуют еще два размера, доставшиеся нам в наследство от греков – ГЕКЗАМЕТР и ПЕНТАМЕТР.
(Гекзаметр — это метрика волны, набегающей на берег.)
Гекзаметром написаны «Илиада» и «Одиссея».
В качестве примера пентаметра можно привести стихотворение Пушкина «Царскосельская статуя».

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;
Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

источник

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.
Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой:
Дева над вечной струей вечно печальна сидит.
________________________________________ ____

Кем же был этот смекалистый умелец — генерал-лейтенант Захаржевский?

Пожалуй, ни один из его предшественников или последователей не сделал столько для воплощения в жизнь обширных планов по преобразованию и застройке Царского Села, его превращению в один из самых красивых, чистых и благоустроенных городов империи. Да и срок, в течение которого он находился во главе городской администрации, без малого полвека, уже сам по себе рекорд.

А происходил Яков Васильевич из старинного харьковского дворянского рода Захаржевских, или точнее, Донцов-Захаржевских. Первый его представитель — Григорий Ерофеевич был с 1669 г. полковником харьковского слободского казачьего полка. В течение более 20 лет он вел борьбу с татарами, то отражая их в чистом поле, то устраивая против них земляные черты и крепости; наибольшее количество таких укреплений он устроил на реке Донец (отсюда Донцы). Среди Захаржевских были и стольники, и городничие, и вице-губернаторы, хотя в целом их генеалогия недостаточно хорошо известна.

Сам Я. В. Захаржевский родился 23 октября (3 ноября) 1780 г. Воспитывался он в Шкловском благородном училище, из которого выпущен был в 1799 г. подпоручиком в 1-й осадный батальон, находившийся в то время в Петербурге; по расформировании его в 1800 г. его переводят в 1-й артиллерийский полк.

В кампанию 1806—1807 гг. находился в Пруссии, участвовал в сражениях с францу­зами и получил чин поручика. В 1810 г. был назначен командиром конной роты 3-й артиллерийской бригады.
В Отечественную войну, уже в чине подполковника, состоя с своей ротою в арьергарде большой армии, удерживал неприятеля на верхнем Днепре при отступлении русской армии после сражения.

Участвовал в Бородинском сражении и в сражениях под Мало ярославцем и Вязьмой, причем за от личие был награжден орденом св. Ан­ ны 2 ст., св. Владимира 4 ст. и чином полковника.

Еще более видное участие принял Захаржевский в кампании 1813 г. Так, под Рейхенбахом он подоспел со своею ротою на поле сражения в тот момент, когда французская кавалерия, изрубив один батальон 21 егерского полка, устремилась в обход левого фланга войск принца Виртембергского. Удачное действие его батареи по густым массам французов дало возможность гр. Милорадовичу подкрепить наш сла­ бый арьергард кавалерией Корфа, кото­ рая опрокинула неприятеля и захватила множество пленных.

В Лейпцигской битве, предрешившей дальнейший ход кампании, 3ахаржевский был послан вместе с кавалерией графа Палена для содействия атаке союзников на Лебортвольквиц; здесь встречен был огнем француз ских батарей и потерял ногу. За от­личие в этом деле 3ахаржевский получил орден св. Георгия 4 класса и 3000 руб. единовременного пособия на излечение раны.

После этого, до окончания войны, он находился на излечении в городе Аль тенбурге, а при вторичном походе на Рейн, в 1815 г., командовал всеми под­ вижными запасными парками.

Кстати говоря, другой представитель этого рода, Григорий Андреевич Захаржевский также участвовал во французской кампании в составе гвардейских кирасир, дослужился до генерал-лейтенантского чина и был комендантом Зимнего дворца.

Новая страница в жизни Якова Васильевича началась 13 (25) февраля 1817 г., когда он назначается управляющим царскосельским дворцовым правлением. А 12 (24) мая Александр I подписал указ на имя Захаржевского, гласивший: “Поручив управлению вашему город Царское Село и, предоставя вам иметь начальство над тамошним Дворцовым Правлением независимо от Гоф-Интендантской конторы, я признал за благо, для удобнейшего действования по единоначальству, возложить на попечение ваше и все части, до устроения сего города относящиеся, кои были доселе в непосредственном заведывании и распоряжении обер-гофмейстера графа Литта. Вследствие чего и повелеваю вам принять от него в свое ведение, как все дела, счеты и денежные суммы по городу Царскому Селу, так и вновь устроенные в оном больницу и богадельню, со всею к ним принадлежностию. ” В его же подчинение поступила и городская полиция, а также Ораниенбаумское и Петергофское дворцовые правления, а в 1828 г. и Гатчинское.

Александр I был весьма доволен деятельностью нового управляющего, о чем неоднократно давал знать. Так, например, 30 августа 1821 г. он писал на имя Якова Васильевича: “Господин генерал-майор Захаржевский. Из отчетов, представленных мне вами за 1820 г., я вижу новое доказательство усердия и неусыпной деятельности вашей к полезному устройству всех частей, управлению вашему вверенных, новое имею удовольствие изъявить вам за то мою благодарность, в знак коей препровождаю при сем табакерку, украшенную алмазами с вензелем моим, пребывая к вам благосклонным”.
В 1839 г. власть Захаржевского еще больше возросла после Высочайше утвержденного положения комитета министров, которым она была приравнена к власти гражданского губернатора.

На углу Леонтьевской и Средней улиц находится здание бывшего дворцового управления, в глубине портика над входом в которое можно увидеть дату “1817”. Но это не дата постройки, как это может показаться на первый взгляд, а организации канцелярии главноуправляющего дворцовыми правлениями и г. Царское Село. Таким образом, это, по сути дела, единственное напоминание о Я. В. Захаржевском, кроме, разумеется, улицы его имени. Причем, как свидетельствуют документы Российского государственного исторического архива, при планировке Софии в 1832 г. именем Захаржевского была названа соседняя улица, впоследствии Стесселевская (ныне ул. Красной Звезды). И лишь в июне 1837 г. при Высочайшем утверждении фасада и плана на постройку второго полицейского корпуса последовало переименование улиц: Захаржевская названа была Стессельскою, а Стессельская Захаржевскою.

После 1839 г. нагрузка на канцелярию главноуправляющего значительно увеличилась, возрос поток бумаг, увеличился штат и понадобилось новое помещение. В 1840 г. на Леонтьевской ул. по проекту архитектора Ефимова было выстроено двухэтажное здание канцелярии, где впоследствии расположилась Мариинская женская гимназия.
Сам Яков Васильевич помещался на казенной квартире, которая со времен Леонтьева отводилась управляющим в первом павильоне Большой оранжереи.

Его непосредственным соседом при Александре I, жившим через улицу в штаб-лекарском доме, был Н. М. Карамзин, переехавший в Царское Село из Москвы в мае 1816 г. Весной 1817 г. перед приездом историка в Царское из Петербурга придворный художник Антонио Бруни своей “хитрой кистью” расписал его комнаты. В кабинете он изобразил Карамзина между музами, летописцем Нестором и историком М. М. Щербатовым. Живопись была готова, но строгий генерал Захаржевский, вступивший только что в должность, счел это непозволительным и велел замазать все фигуры.

Яков Васильевич в делах службы был очень строг, некоторые, особенно садовники, его даже побаивались. Известны многочисленные анекдоты на эту тему.

Один из них привел в своих воспоминаниях полицмейстер Н. И. Цылов: «При императоре Александре I главным садовником был Федор Федорович Лямин, который по высочайшему повелению в 1814 г. переведен был из садовых мастеров Каменноостровского сада к Царскосельским садам. Государь Александр Павлович его очень любил. Во время прогулки императора по саду Лямин всегда сопутствовал Его Величеству. Однажды Государь взял Лямина под руку. Лямин завидевши издали, что навстречу императору идет Яков Васильевич, тотчас выдернул свою руку. Государь остановился и спросил Лямина: „Это что значит?», — „Идет Яков Васильевич», — отвечал Лямин».

Генерал Захаржевский, руководивший застройкой города, особое внимание уделял поддержанию чистоты на улицах и в парках. После дождя лично проверял состояние дорог, отмечал появившиеся ямки и приказывал их засыпать. Проезжая по улице, он останавливался у каждой лужицы и приказывал будочнику вколотить кругом ее колышки, — и так на всех улицах: этим способом он отыскивал неровности. Рано утром эти неровности подсыпались мелким булыжником с песком, затем поливались водой — для проверки их устранения. По свидетельству очевидцев, улицы города сохраняли вид хорошего паркетного пола. Проезжая по ним, не ощущалось колыхания, а час спустя после проливного дождя можно было перейти дорогу в атласных сапожках, не запачкав их.

Не уступали в ухоженности городским и садовые дорожки. Требования чистоты и порядка в садах и на улицах доходили до педантизма. «Ведомости» за 1811 год объявляли об устройстве в новом саду проезжих и пешеходных дорог с планировкою и выстилкою дерном, о насыпке Дворцовой площади щебнем и песком. Множество рабочих, ежедневно наполняющих парк, постоянно подметали дорожки, как только кто-нибудь проезжал верхом или даже проходил пешком; подчищали и подрезали газоны, которые были удивительно красивы. Ездить в садах извочикам не позволялось, а гуляющим запрещалось что-либо бросать в аллеях. Знающие Я В. Захаржевского прятали апельсиновые корки в карманах, а ежели кто и осмеливался бросить, то немедленно прибегал мальчик с корзиною и подбирал оную.

Цветы в Царскосельском саду не смели блекнуть, а стволы деревьев скоблились и мылись. Посетителям запрещалось ходить по траве, бросать что-либо, выгуливать в парках собак и ловить рыбу в прудах. Нарушитель платил штраф 1 рубль в пользу садового ученика, увидевшего нарушение. Существовала версия, по которой управляющий, желая выловить офицеров, топтавших газон во иремя верховой езды, однажды переоделся в китайца.
Ну да это была лишь выдумка, пушенная в свет молодыми повесами. Но в каждой шутке есть доля правды, а методы, которыми пользовался Захаржевский для поддержания безукоризненного порядка и привлекательности Царского Села, были действительно самыми разнообразными.

Однажды Великий князь Михаил Павлович заявил раздраженно Захаржевскому: «Из-за твоей чистоты в парке и плюнуть некуда поставь песочницы». За порядком в парке следили отставные солдаты (инвалиды) и ученики садовника. О любви Якова Васильевича к чистоте и порядку упоминает граф Ф. П. Толстой: «Захаржевский выходил из себя, когда кто-нибудь вступал на траву, и многие из молодежи, чтобы бесить Захаржевского, завидя его, с намерением входили на траву, и Захаржевский, забыв о своей деревянной ноге, с запальчивостью спешил догонять убегавших, которых догнать не мог».

На жителей, не поддерживающих в чистоте территории и участок улицы около своих домов, накладывались солидные штрафы. Как свидетельствует один из современников, он был оштрафован на 30 рублей за то, что Захаржевский, проезжая мимо его дома, обнаружил на улице, которая перед этим была подметена, “три куска испитого лимона”. Зимой все улицы очищались от снега, который складывался в кучи по сторонам.

Для жителей города и крестьян окрестных деревень были разработаны правила по соблюдению чистоты на улицах. Крестьянам предписывалось каждую субботу мыть в домах полы, окна, двери. Захаржевский лично проводил внезапные проверки выполнения правил. Среди архивных документов часто встречаются всевозможные предписания Захаржевского полиции Царского Села относительно чистоты на улицах и в обывательских дворах.

Однажды в саду он увидел наследника, будущего императора Александра II, ехавшего по дорожке для пешеходов, и почтительно предложил ему вернуться, сказав: «Вы тот, который должен служить примером, а не делать беспорядки». Наследник, переконфузившись, поехал обратно и до воцарения своего не любил Захаржевского, но в первый же приезд в Царское Село по восшествии на престол Александр II посетил Якова Васильевича и впоследствии часто вспоминал, как тот его выгнал с дороги.

От природы подвижный, генерал не мог долго сидеть, а тем более стоять, поскольку правую ногу ему заменял костыль. Говел он всегда в Знаменской церкви и во время службы переходил с одного места на другое, позабывшись и посвистывая (следствие увлечения голубями). Священник Гавриил Одоевский, заметив это, обратился к нему во время богослужения и попросил оказать должное уважение к храму и святости. «Виноват, батюшка, позабылся, — ответил Я.В., — впредь постараюсь этого не делать», а по выходе из храма сказал ктитору, что это не поп, а священник, его следует уважать.

С самого начала своей дворцовой службы Захаржевский показал себя человеком деятельным, инициативным и весьма пунктуальным.
При нем в 1818 г. был устроен Лицейский сад, причем, пока выделенные для этой цели деньги из министерства финансов не поступили, дабы не терять времени, Яков Васильевич перечислил известную сумму из городских денег.
Но первое, на что обратил внимание новый управляющий, было весьма печальное состояние городских улиц. Так как на это требовалась сразу весьма значительная сумма, Захаржевский решил не утруждать императора просьбой о разовом ассигновании, а расположил исправление улиц на три года, удовлетворяя издержки из ремонтной и разных остаточных по устроению города сумм по 3 тысячи рублей ежегодно. И когда в 1819 г. основные улицы города под смотрением архитектора Гесте были приведены в порядок, главноуправляющий обратился к императору с просьбой о покрытии сделанных расходов. В том же году он выступил с предложением, которое было Высочайше одобрено, о строительстве придворным служителям вместо ветхих их домов новых за счет казны. Смысл его состоял в том, что они получали новый дом, не затрачивая на постройку никаких средств, где могли жить достаточно комфортно, а часть дома отдавать внаем и из получаемого дохода содержать свои семьи, а также дома в надлежащей исправности, не требуя уже никогда от казны пособия.

На протяжении всей его службы одной из основных забот Якова Васильевича было содержание города в соответствующем его статусу виде. В РГИА сохранилось достаточно много отношений Захаржевского за разные годы к городской полиции “по предмету соблюдения в Царском Селе и со стороны обывателей чистоты и вообще, что к порядку и благоустройству принадлежит”. Любопытно, что все улицы города в 1835 г. перешли в ведение полиции и при ней по распоряжению Якова Васильевича был образован особый комитет.

В бытность Захаржевского главноуправляющим было построено новое здание дворцового госпиталя, под его “смотрением” строился собор Св. Екатерины; была распланирована и в основном застроена 3-я часть, район бывшей Софии; начали застраиваться участки вдоль Павловского шоссе, появился новый квартал около железнодорожного вокзала, ипподром.

Скончался Яков Васильевич 1 марта 1865 г. и был похоронен в соборе Св. Екатерины. В 30-е годы собор был взорван, захоронение не сохранилось. За два месяца до смерти он был удостоен звания первого почетного гражданина Царского Села, также предписывалось установить в ратуше его бюст, который появился там уже после его кончины.

“Петербургский некрополь” дает нам сведения о том, что на Казанском кладбище Царского Села под церковью были похоронены также: Илья Васильевич Захаржевский, капитан, умерший в 1828 г., и Дмитрий, его сын, коллежский советник, умерший в 1864 г.
Яков Васильевич, проживший весьма долгую жизнь, был предпоследним из рода, который фактически пресекся в 1871 г., когда 15 декабря был найден убитым в своем селе Дмитрий Андреевич Захаржевский, харьковский вице-губернатор.

Источники: «Царскосельская газета» от 28 марта 2003 года № 21 (9444), статья энциклопедии Царского Села

источник

Читайте также:  Хим анализ воды своими руками

Популярные записи